В нашей публикации под названием «Возвращаясь к "трем основным проблемам биологии"» было упомянуто о риторическом вопросе итальянского генетика Джузеппе Сермонти (1925-2018) из его одноименной книги «Почему муха не лошадь?» (Why Is a Fly Not a Horse?) Ниже приводится отрывок из вступления к его книге «Эволюция мертва» (Evolution Is Dead).

Весной 1982 года я был приглашен в павильон Пия IV в садах Ватикана на заседание Папской академии наук. Темой обсуждения была эволюция приматов. В конце заседания все почувствовали, что необходимо сделать какой-то вывод, и южноафриканский палеонтолог Филипп Тобиас предложил постановление о том, что происхождение человека и приматов объясняется теорией эволюции. Французский цитолог Жером Лежён возразил: «Теории эволюции не существует!» Никто не возразил, и заседание завершилось соломоновым заявлением о том, что доказательства делают применение концепции дивергенции в происхождения человека и других приматов неоспоримым.

На самом деле никогда не существовало научной «теории» эволюции. «Дивергенция» – это уклончивый способ описания древних взаимосвязей между живыми существами, но эволюция – это способы и механизмы, с помощью которых виды появлялись и дифференцировались, скажем, от амебы до слона, от бактерии до человека или, как модно говорить сейчас, от молекул до человека. Определения концепции эволюции даже сегодня приходится искать в словарях. У Вебстера: «Процесс непрерывного изменения от более низкого, простого или худшего состояния к более высокому, сложному или лучшему состоянию». Другие лексикографы обычно говорят о непрерывном процессе, основанном на различных факторах, который медленно и постепенно изменяет живые организмы от низших, рудиментарных форм к все более сложным формам.

Эволюционизм – это скорее парадигма или методология, чем теория. Для его современных сторонников важно то, что эволюция произошла в результате естественных причин. То, что этот процесс был непрерывным, неуклонным и постепенным, и что организмы постоянно совершенствовались, мало интересует сторонников этой теории. Некоторые даже сомневаются в реальности таких характеристик, а другие считают их несущественными.

Дегенеративные или консервативные

На самом деле, все физические причины эволюции, которые можно представить в настоящее время, являются либо дегенеративными, либо консервативными; поэтому ни одна из них не гарантирует переход от простого к сложному, от низшего к лучшему. Среди них есть смутное обещание прогресса, но в тавтологическом и неуклюжем смысле; и есть уступка градуализму, хотя эмпирические наблюдения, похоже, исключают это или, по крайней мере, не демонстрируют.

Основополагающей точкой зрения, которую материализм привнес в биологию, является второй закон термодинамики, принцип энтропии. Согласно этому закону, каждая закрытая, то есть изолированная система стремится к однородности, к выравниванию, как песчаный замок, который со временем разрушается и никогда не может быть построен заново. Другой способ сформулировать второй закон: изолированная система не проходит дважды через одно и то же состояние. Фактически, термин «энтропия» означает именно «эволюцию». Он утверждает, что физический мир стремится к беспорядку – что прямо противоположно тому, как биологи пытаются использовать термин «эволюция».

Софизм Моно

Жак Моно (1969) считал, что энтропия входит в биологическую эволюцию в форме необратимости: эволюция не повторяет своих собственных шагов. Хотя энтропия исключает сложность и разрушает замки из песка, Моно уклоняется от проблемы с помощью софизма. Он утверждает, что принцип энтропии является статистическим законом, поэтому он не обязательно исключает возможность того, что макроскопическая система в течение кратчайшего периода времени и в течение мгновения, которое можно пренебречь, может немного подняться вверх по склону энтропии. Если бы природа располагала каким-то механизмом, способным улавливать и иммобилизовывать эти редкие, неуловимые восходящие движения, она могла бы создавать сложное из простого, порядок из беспорядка, замки из песка на ветреном ровном пляже.

Для Моно такой механизм существует: кумулятивный естественный отбор. Но если мы хотим построить замок из песка (а бактерия гораздо сложнее замка из песка), собирая песчинки, разбросанные бурей, нам нужно заранее иметь план замка. Только тогда мы сможем определить, какие редкие и удачные движения песка были правильными. Нам также понадобится какая-то система, чтобы защитить возникающее сооружение от его склонности к разрушению.

Восходящее развитие жизни

Другие авторитеты защищают правдоподобность восходящего развития жизни, утверждая, что живое существо не является изолированной системой и что получение энергии из окружающей среды позволяет ему противостоять принципу энтропии. Это могло быть аргументом Дарвина, но оно не может быть последовательно поддержано современными неодарвинистами, которые утверждают так называемый центральный догмат молекулярной биологии. Согласно этому принципу, хранилище наследственности, ДНК, остается в абсолютной изоляции. ДНК продолжает свой путь, не обращая внимания на давление окружающей среды или уговоры организма.

Естественный отбор, возможно, можно было бы использовать в качестве механизма, объясняющего выживание видов. Но утверждение, что естественный отбор является творцом жизни, ее сущности, видов и порядков, может только ошеломить нас. Естественный отбор только устраняет, и его принятие в качестве механизма происхождения подобно объяснению слова «появление» словом «исчезновение». Бывает умирает какой-нибудь язык; объясняет ли это происхождение языков? Хочется надеяться, что в третьем тысячелетии на дикие догадки 20-го века об эволюции будут смотреть как на большую шутку, которой могли позволить себе прославленные основатели молекулярной биологии. Неодарвинская теория, принятая основателями молекулярной биологии, скорее похожа на утверждение, что текст «Илиады» возник по чистой случайности, шаг за шагом, буква за буквой, возникнув из какого-то низшего «сочинения» длиной в несколько стихов.

Аномальное, маргинальное, выходящее за пределы нормы

Естественный отбор (который более точно следует называть «дифференцированным выживанием») не вызывает сомнений. Никто никогда не отрицал его существование. Не вдаваясь в подробности, скажу, что он в основном устраняет аномальное, маргинальное, выходящее за пределы нормы и поддерживает естественные популяции в пределах нормы. Но это явно консервативная, контролирующая роль. Существуют авторитетные мнения о стабилизирующем отборе как о процессе защиты вида от отклонений: может ли быть так, что при изменении условий окружающей среды отбор может отдавать предпочтение тем, кто лучше всего приспособлен к новой ситуации? Отказ вида от своих основополагающих ценностей приводит только к болезням и страданиям, и пока никто не доказал, что общепризнанные страдания являются способом обновления жизни. В настоящее время широко распространена идея, что основным механизмом происхождения видов является изоляция: географическая, экологическая или репродуктивная; но здесь отбор играет скромную роль, если вообще играет какую-либо роль.

В этом контексте перемешивание признаков, которое становится возможным благодаря половому размножению, является консервативным процессом par excellence [«в высшей степени»]. Оно является антитезой изоляции и способствует постоянному смешению генетических задатков потомства популяции. Оно выявляет каждое незначительное отклонение и снова смешивает его в рамках нормы или же отвергает.

Гены и признаки

И все же в течение некоторого времени половое размножение рассматривалось как эликсир вариативности благодаря своей способности к комбинированию, которая, как считалось, позволяла ограниченному числу вариаций объединяться и формировать максимальное количество инноваций, а также производить даже олимпийских чемпионов. Такой взгляд на вещи был связан с идеей, что каждый ген соответствует одному признаку, а комбинирование генов приводит к сопоставлению признаков. Однако взаимосвязь между генами и признаками оказалась гораздо более сложной и неясной, а мутации – это не бутоньерки. Поэтому вековое правило остается в силе: если вы хотите изолировать вещи, лучше не смешивать их.

Мутации казались настолько очевидным первоисточником эволюции, что жизнь определялась как «воспроизводство с мутацией». На самом деле в дикой природе морфологические мутации являются абсолютной редкостью, и когда в академических учебниках доходит до главы о мутациях, в качестве иллюстраций приводятся обычные коротконогие овцы породы Анкон, альбиносы, низкорослые растения. Но можно быть уверенным, что это искусственные мутации, потому что природа никогда бы их не допустила. С молекулярной точки зрения, т. е. с точки зрения вариаций в тексте ДНК, мутация является дегенеративным явлением, ошибкой копирования, продуктом энтропии в генетическом наследии. Избыточность в генетическом коде и взаимозаменяемость многих аминокислот делают многие мутации «нейтральными» по отношению к фенотипу.

Клетка обладает защитными механизмами (такими как восстанавливающие ферменты и «шапероны»), которые защищают ее от мутаций, а популяции организмов могут задействовать процессы (такие как отбор и половое размножение), которые устраняют мутантов. Если бы не эти защитные механизмы, мутации в мгновение ока уничтожили бы все генетические тексты. Их действие во всех случаях сводится к разрушению. Говорить, что слепые мутации являются движущей силой мира, и полагаться на редкие счастливые ошибки – это плохой ресурс, не говоря уже о том, что нарушения, необходимые для дарвинской эволюции, никогда не были задокументированы.