От заголовков, посвященных эволюции, можно впасть в состояние шока. «Ошибался ли Дарвин?» – гласила обложка National Geographic в 2004 году. Но стоит перевернуть страницу, и вы... : «Нет. Доказательства эволюции просто ошеломляют»! А теперь перейдем к недавней рецензии на книгу в журнале Nature: «Новое видение того, как работает эволюция, давно назрело... [оно] бросает вызов ортодоксальным взглядам эволюционных биологов».

Как могло случиться, что доказательства были ошеломляющими, а теперь ортодоксальность подвергается сомнению?

Короткий ответ заключается в том, что теория Дарвина представляет собой мешанину из множества логически отдельных идей. Чтобы избежать путаницы, эти независимые понятия необходимо разделить. Несколько направлений дарвинской мысли имеют достаточно хорошую поддержку. Другие почти безнадежны. В зависимости от того, хочет ли конкретная статья в журнале донести до обывателей, что наука стоит во главе угла, или возбудить интерес к тому, что в воздухе витает нечто новое, она делает акцент на одном или другом.

Непригодные для выживания

Аспект теории Дарвина, который ставит в тупик большинство людей заключается в том, что она пытается учесть противоположные особенности существ: их сходства и их различия. Если вы не будете помнить об этом, вы не сможете понять (по крайней мере, при обсуждении эволюции).

Сходство – это самая простая часть. Их решает идея Дарвина об общем происхождении. Все мы знаем, что дети похожи на своих родителей. Предположим, что по какой-то странной причине на протяжении многих поколений потомки одного из детей и его жены постепенно начали как-то меняться – возможно, у них появились шипы на ступнях. А теперь предположим, что то же самое произошло с потомками другого ребенка и ее мужа; они стали выглядеть иначе – возможно, у них выросли спиралевидные пальцы. Даже если обе линии приобрели некоторые отличия, другие части тела (глаза, уши, локти) могут по-прежнему выглядеть так же, как у родителей. Сходство – те части, которые остались прежними, – объясняется происхождением от общего предка.

Это звучит разумно – в основном потому, что это тривиально. Все, что говорит понятие общего происхождения, – это то, что черты уже были у предка и потомки унаследовали их. Никто даже не пытается объяснить, откуда взялись предки, как они приобрели первоначальные черты или как возникли различия между двумя линиями. Само по себе общее происхождение просто заявляет, что у предков были какие-то черты, и потомки их сохранили.

Различия – это очень, очень сложная часть. Наличие сходств ничего не говорит о том, что могло послужить причиной изменений. Различия требуют ответа на главный вопрос: Как [на самом деле] могла произойти такая фантастическая вещь? В нашем мысленном эксперименте что объясняет наличие шипов на ногах или спиральные пальцы? Пример из реального мира: и у летучих мышей, и у китов есть молочные железы, так что, возможно, они каким-то образом произошли от одного и того же предка, у которого уже была эта особенность. Но это не самая большая загадка! Убийственный вопрос заключается в том, что могло создать новые классные особенности, такие как полет летучих мышей или жизнь китов в океане? Что могло послужить толчком к созданию животных, которые никогда прежде не встречались на Земле?

Самые интригующие вопросы

Именно здесь сторонники Дарвина замолкают (или начинают сомневаться в общем происхождении). Как написал один видный биолог-эволюционист в одном из ведущих научных журналов всего несколько лет назад: «Современная эволюционная теория... мало что может сказать о реальной истории жизни, особенно о появлении новых уровней биологической сложности, и совсем ничего о происхождении жизни». А ведь это как раз самые интригующие вопросы! Почему спустя более полутора веков теория Дарвина все еще не может объяснить те загадки, которые она обещала объяснить?

Камень преткновения заключается в том, что механизм, предложенный Дарвином для объяснения различий, – «естественный отбор», отсеивающий случайные мутации, – довольно слабый инструмент. Он может работать, по словам Дарвина, только «путем многочисленных, последовательных, незначительных изменений», то есть по одному бесцельному шагу за раз. Если первая мутация окажется полезной – отлично, можно нащупать еще один шаг. Но когда для создания сложной системы требуется длинная череда согласованных изменений, отбор не в силах заглянуть вперед.

Этот близорукий механизм казался достаточно перспективным еще во времена Дарвина, когда о сложности жизни было известно сравнительно немного, а основа жизни, клетка, представлялась простым сгустком желе, названным «протоплазмой». Возможно, протоплазму можно было плавно расширять здесь, сжимать там и лепить понемногу в любую нужную форму, как гончар лепит мягкую глину на круге.

Однако современная биология показала, что клетки представляют собой сверхсложные механизмы – буквально автоматизированные, миниатюрные фабрики. В случае репродуктивных клеток они содержат огромное количество сложных машин (да, настоящих машин, состоящих из молекул) и инструкций, необходимых для создания любого вида растений или животных, которых они порождают. Попробуйте придумать реальный способ перенастроить управляемую компьютером фабрику, производящую автомобили, на производство вертолетов или подводных лодок – одна гайка или болт, одна строчка компьютерного кода, одно крошечное, случайное изменение на фабрике за один раз. Таков масштаб проблемы, с которой сталкиваются дарвинские объяснения летучих мышей, китов и многих других существ.

Как большинство биологов пришло к убеждению, что Дарвин разгадал загадку жизни, несмотря на слабость его теории? Кампания по выкручиванию рук, проходившая примерно с 1930 по 1950 год, привела к тому, что абстрактная, математизированная версия теории Дарвина (получившая название «неодарвинизм») заняла место в научных кругах в качестве стандартного объяснения эволюции. Поскольку математика может пугать, неодарвинизм укоренился там с тех пор, передаваясь от профессора к аспиранту, исключительно по интеллектуальной инерции.

Сказочные «Просто истории»

Обратите внимание, что это произошло до величайших открытий современной биологии – до понимания того, из чего состоит ген, до работы Уотсона и Крика над ДНК, до осознания того, что белки образуют клеточные машины, до взлома генетического кода и многого другого. В последующие годы ни одно из этих поразительных открытий не было объяснено с точки зрения теории Дарвина ничем, кроме карикатурных «просто историй».

Колоссальное и далее растущее несоответствие между наблюдаемой изысканностью жизни и грубым дарвинским механизмом подтолкнуло беспокойное меньшинство биологов к поиску чего-то – чего угодно – более правдоподобного. (Эти разношерстные концепции часто объединяют под общим термином «расширенный эволюционный синтез» (РЭС) (Extended Evolutionary Synthesis, EES), но объединяет их в основном общее презрение к дарвинизму.

Тем не менее, их рекламный ход для самодовольного большинства заключается в том, что сторонники EES не отрицают важности неодарвинизма, ни капельки. Они просто хотят улучшить его, расширить, растянуть – так, чтобы он охватывал и то, о чем Дарвин ничего не знал, и то, что его теория не учитывала все эти долгие годы. Пока что у них гораздо лучше получается указывать на проблемы, чем находить решения.

Один из подходов, используемых в нескольких концепциях EES, заключается в привлечении уже существующих механизмов жизни в надежде, что современная биология каким-то образом объяснит эволюцию, а не наоборот. Один из примеров – «пластичность развития». Некоторые организмы уже обладают способностью расти различными способами в зависимости от окружающей среды, например, на суше или в воде. Так что если, как предполагают адепты EES, один из альтернативных путей развития начнет помогать существу в более благоприятных условиях, то, возможно, появится мутация, которая зафиксирует этот путь, чтобы все потомки вида развивались именно так.

Может быть, и так. Но, конечно, этот сценарий не объясняет ничего нового. Путь был уже доступен, откуда он взялся, не рассматривается, а изменение работает путем устранения существующей способности организма развиваться альтернативным способом. Это не объясняет, как возникли сложные системы.

Естественная генная инженерия

Еще одна идея EES – «естественная генная инженерия» (Natural Genetic Engineering, NGE). Сторонники NGE отмечают, что многие инструменты, которые молекулярные биологи используют для манипуляций с ДНК в лаборатории (клонирование, секвенирование и т. д.), взяты из жизни, потому что клетки уже наделены сложным набором инструментов для создания и распространения жизни. Если люди могут использовать эти клеточные инструменты в своих целях, то, по идее, клетки могут использовать их для управления собственной эволюцией – перестраивать и улучшать свою ДНК.

Но элегантные инструменты уже есть – откуда они взялись? И как именно бессознательная клетка должна направлять себя на эволюцию, когда разумные люди едва могут вносить простые изменения в клетки без неожиданных, разрушительных побочных эффектов? Между тем в лабораторных экспериментах, когда клеткам позволяют расти и развиваться самостоятельно, на протяжении многих поколений они неизменно изменяются за счет деградации уже имеющихся генов, а не за счет создания новых сложных генов. Когда биологи внимательно наблюдают за жизнью, а не придумывают истории, они видят, что эволюция работает в основном за счет де-эволюции.

Другие идеи EES совершенно не соответствуют действительности. Одна из них, называемая «нейтральной эволюцией», надеется, что некоторые мутации, не оказывающие никакого влияния на выживание при первом появлении, могут внезапно дать полезный эффект спустя тысячелетия. Мы можем назвать эту теорию «пусть будет так» («cross your fingers» theory); она не сильно отличается от пресловутого торнадо, проходящего по свалке и собирающего реактивный самолет по счастливой случайности. Или, если торнадо покажется недостаточно, обратитесь к научной фантастике – еще одна идея EES предполагает бесконечную мультивселенную, чтобы обойти гипер-астрономические шансы против зарождения жизни.

И это – лучшие альтернативы заглохшему дарвинизму.

Тонкий фасад дарвинизма

В то время как череда мудрецов на протяжении веков тщетно билась над вопросом о том, какой механизм может объяснить изящные структуры жизни, к понятию эволюции были прикреплены различные названия: теория Ламарка, теория Дарвина, неодарвинизм, современный синтез, расширенный эволюционный синтез.

На данный момент наиболее подходящим эпитетом может быть «потемкинская деревня» эволюции.¹ Как и легендарные фальшивые деревни, теория эволюции представляет собой тонкий фасад, скрывающий отсутствие сути. Фасад теории – это голая предпосылка о том, что сходство между даже самыми разнообразными группами живых организмов возникло благодаря общему происхождению, что, по крайней мере, отдаленно похоже на наш опыт, согласно которому дети похожи на своих родителей. Однако если заглянуть за фасад, то там не окажется ни убедительных доводов, ни чего-либо, хоть отдаленно основанного на опыте, чтобы объяснить глубокие различия.

Реальность такова, что, какие бы заголовки вы ни читали, перспективы механистического объяснения возникновения жизни сейчас остаются такими же далекими, как и раньше.