Атмосфера в переполненном фойе лекционного зала была полна ожиданий и любопытства. Это было в конце 70-х годов, в бурные дни креационного движения в Южной Австралии. Дебаты по сотворению/эволюции, в которых я готовился принять участие, в этом регионе проводились впервые. Они должны были состояться перед 40 преподавателями естественных наук при участии известного эволюциониста.

Когда ко мне донеслись слова оживленной беседы, я понял, что мой будущий оппонент находится всего в нескольких метрах от меня. Старший преподаватель (адъюнкт-профессор по американским стандартам) биологии рассуждал перед небольшой группой сторонников, не зная, что его оппонент-креационист находился в пределах слышимости. 

«Это действительно печально, — услышал я его речь, — я чувствую себя космонавтом, который вернулся с Луны после наблюдения сферической Земли и готовится дебатировать с кем-то, кто рассказывает людям, что Земля плоская. В нашей работе мы наблюдаем, как эволюция происходит на наших глазах».

В то время, когда аргументы креационистов были еще не достаточно известны, было понятно, почему он так думал. Преподавателей биологии можно извинить за увековечивание такой наивной веры. Они просто предполагали, что наблюдаемые генетические изменения были очевидной демонстрацией факта эволюции от бактерии к человеку. Дайте лишь достаточно времени и подобные «микро» изменения будут аккумулироваться, постоянно отфильтровываясь и направляясь естественным отбором. 

Казалось очевидным и логичным ожидать от этих «маленьких шажков» дальнейшего накопления, что в итоге должно было привести к «макро» изменениям — действительно большим прыжкам, типа из лягушки в принца или из рыбы в философы (как мы покажем в этой статье позже, правдой является противоположное).

Потому легко понять озадаченность и расстройство этого учителя биологии во время дебатов, поскольку он думал, что наблюдал небольшую часть того, что со временем станет большим изменением. Мы должны понять, что большинство эволюционистов даже сегодня думают подобным образом. Именно поэтому типичные ответы большинства христиан на вопрос о биологической изменчивости являются просто недостаточными. 

Например, эволюционист может сказать: «Насекомые эволюционировали сопротивление к ДДТ всего за 40 лет. Если это не эволюция, происходящая на наших глазах, тогда что это?» Большинство ответов христиан фокусируются на количестве изменения. Например, они скажут: «Хорошо, но это всего лишь вариация в пределах вида или «Но насекомое все еще остается насекомым, не так ли? Оно не превратилось во что-либо еще». 

Оба ответа правильны, но они недостаточны и редко впечатляют эволюциониста, который думает: «Ведь это просто проблема для христиан. Эволюции нужны миллионы лет, а здесь мы имеем такие изменения всего за 40 лет. Итак, дайте ей миллионы лет и представьте, какого рода изменения произойдут!».

В течение многих лет в своих публичных лекциях я использую аналогию с железнодорожным поездом. Представьте, что вы видите поезд, отъезжающий от станции Маями (Флорида) в направлении Чикаго.¹ Вы видите, как он проезжает расстояние всего несколько сотен метров. Но вы можете разумно предположить, что при достаточном количестве времени поезд дойдет до Чикаго. Вы видели твердое свидетельство того, что поезд в принципе способен совершить все путешествие. Вам не нужно видеть, как он проходит весь путь. 

Именно так эволюционисты рассматривают маленькие изменения, происходящие вокруг нас (часто называемые «микроэволюцией», но смотрите также заметку далее). Если насекомое изменились всего за 40 лет, то вам не нужно видеть его превращение в слона, так как это показало, что оно в принципе способно совершить подобное радикальное путешествие.

Нам нужно всегда помнить и фокусировать свой ответ на том, что дело не в величине изменения, а в его типе или направлении. Дело не только в том, что поезд уехал не достаточно далеко, а в том, что он движется в неправильном направлении. Как мы увидим, типы изменений, наблюдаемые сегодня, хотя и укладываются в рамки теории эволюции, являются прямо противоположными тем изменениям, которые действительно нужны эволюционистам для придания их системе верований видимости правдоподобия. 

Мы можем наблюдать как поезд отъезжает от станции в Маями. Но если реальность в том, что он движется не на север, а идет в противоположном направлении, где путь его закончится в глубоком океане, тогда он никогда не доедет до Чикаго. Время не решит проблемы, так как в принципе нельзя добраться до Чикаго, двигаясь в противоположном направлении. Если только мы можем продемонстрировать людям, что «поезд эволюции» (в действительности поезд биологических изменений) движется вниз, а не вверх, тогда, чем больше проходит времени, тем менее вероятным становится сценарий эволюции.

Перед объяснением того, что я имею в виду под «направлением» биологических изменений, я расскажу, что подтолкнуло меня написать эту статью. Это была рецензия², написанная известным биологом-эволюционистом д-ром Джерри Койном (Университет Чикаго), который не упустил возможности покритиковать креационистов.³ Удивительно, но д-р Джерри Койн сам использует аналогию с поездом, тем самым подтверждая мое понимание того, как эволюционисты видят суть вопроса.

Хотя он намеревался высмеять креационистов, но сам того не желая, предоставил отличную возможность показать ошибочность его умозаключений. Книга, которую он рецензировал⁴, использует подобные примеры быстрых биологических изменений, вызванных человеком (устойчивость бактерии к антибиотику, устойчивость насекомых к пестицидам, изменения темпа роста рыбы из-за перелова и т.д.), чтобы убедить людей в идее эволюции от микроба к человеку. 

Койн подчеркивает тот факт, что примеры книги не изменят мнения креационистов, которые уже приняли такого рода изменения как «адаптации в пределах вида». Он утверждает, что креационисты оспаривают «возможность объяснить появление новых групп растений и животных такими маленькими изменениями». Койн пишет: 

«Такое возражение противоречит здравому смыслу. Когда после визита на Рождество мы садим бабушку на поезд и видим, как поезд отъезжает из Маями, мы предполагаем, что остаток его пути будет просто экстраполяцией первой мили». 

Он продолжает:

«Таким образом, креационист, не желающий экстраполировать от микро-к макроэволюции, просто иррационален».

Рассудок против риторики

Почему в отношении наблюдаемых сегодня биологических изменений с уверенностью можно сказать, что поезд движется в неправильном направлении? Почему аргумент экстраполяции можно повернуть, чтобы доказать обратное? Поскольку суть вопроса биологических изменений в том, что происходит на уровне ДНК, и касается информации.⁵

Информация в ДНК, молекуле наследственности, подобна рецепту или набору инструкций для производства определенных предметов. Эволюционисты учат, что одноклеточный организм⁶ (протозоа) дал начало пеликанам, гранатам, людям и пони. В каждом случае «инструкция» ДНК должна была пройти через колоссальное увеличение информации в течение предполагаемых миллионов лет. Одноклеточный организм не обладает «инструкциями» для построения глаз, ушей, крови, кожи, копыт, мозга и т.д. Таким образом, чтобы протозоа породила пони, должен существовать механизм, создающий новую информацию.

Эволюционисты превозносят естественный отбор, как будто он созидающее божество. Но реальность такова (с чем они соглашаются), что естественный отбор сам по себе только избавляется от информации.⁷ Для прибавления информации единственный возможный источник для верующих в эволюцию — это генетические ошибки копирования, то есть, случайные мутации (которые потом «отфильтровываются» отбором).⁸ 

Однако проблема в том, что если бы мутации были способны прибавлять новую необходимую информацию, мы, учитывая, что сейчас постоянно происходят тысячи мутаций, должны были бы видеть сотни примеров вокруг. Но когда мы изучаем мутации, оказывается, что они неизменно приводят к потере или деградации информации. Это так даже для тех случаев, когда мутационный дефект порождает преимущество для выживания, как, например, потеря крыльев на островах.⁹

По мере того, как организмы становятся более разнообразными, генетические пулы редеют и сокращаются. Чем больше организмы приспосабливаются к окружению посредством отбора, то есть, чем более специализированными они становятся, тем меньше изначально созданной генетической информации они в себе несут. Таким образом, остается меньше доступной информации, на базе которой естественный отбор может действовать в будущем для «переадаптации» популяции в случае изменения обстоятельств. Чем меньше гибкости, тем менее способными к адаптации становятся популяции, двигаясь к вымиранию, а не к эволюции. 

Как и в случае с отъезжающим из Маями поездом, если виды изменений, которые мы наблюдаем сегодня, экстраполировать во времени, то они ведут к вымиранию, а не в направлении к прогрессивной эволюции.

Вера в эволюцию учит, что давным-давно существовали живые организмы, но легких у них еще не было, еще не эволюционировали. Это значит, что в ДНК не было информации для построения легких. И каким-то образом эта программа должна была быть написана. Новая информация, которой еще не существовало, должна была появиться. Позже, когда уже были легкие, а перьев еще не было, то есть, не существовало никакой генетической информации для перьев. 

Фактические наблюдения показали, что мутации полностью не способны поставлять новую необходимую информацию в систему.¹⁰

Мутации в общем только ускоряют нисходящий процесс, прибавляя генетическое бремя в виде вредных мутаций, многие из которых мы накопили сотнями за последние поколения нашей родословной.¹¹

Другими словами, популяции могут изменяться и адаптироваться, так как они имеют много информации (разнообразия) в их «рецепте» ДНК. Но если мутации не прибавляют новой информации, то при каждой вариации/адаптации общее количество информации уменьшается (по мере того, как отбор избавляется от неприспособившихся частей популяции, часть информации теряется). Таким образом, при фиксированном количестве информации, чем больше мы видим адаптации, тем меньше потенциал для будущих адаптаций. Поезд действительно стремится вниз, чтобы в конце свалиться в обрыв вымирания. 

Ирония в том, что из всех примеров, обозначенных д-ром Койном как «эволюция», будь то устойчивость к антибиотику или изменения в темпах роста рыбы, ни один из них не поддерживает его аналогию с поездом, а совсем наоборот. Ни один из них не приводит к увеличению информации, а все демонстрируют потерю. 

Размышляя над всем этим, я испытываю такое же чувство разочарования (только наоборот), как и тогда мой оппонент-эволюционист. Можно перефразировать: «Почему они не могут это видеть? Это очевидно, не так ли?». Кто знает, возможно, эта статья попадет в руки д-ра Койна и даст ему и другим апологетам эволюции пищу для размышления, когда они следующий раз будут сажать бабушку на поезд.