[...] Впервые я познакомилась с Риком Штернбергом примерно в 2006 году, когда он начал приходить на встречи в нашу лабораторию. Он рассказывал об удивительных вещах, которые открывают исследователи в области геномики. Однажды он сказал, что заглянуть в запись ДНК – это как заглянуть в бездну информации, которая становится все глубже и сложнее, чем дальше вы опускаетесь. Этот образ запомнился мне.

Это было почти 20 лет назад. Некоторые вещи в нем не изменились. Его обувь по-прежнему кожаная – никаких кроссовок. Он обычно сдержан, даже тих, пока вы не скажете что-то, против чего он возражает, и тогда его голос может повыситься, чтобы сделать акцент. Он всегда джентльмен – и один из самых ученых людей, которых я когда-либо знала. Он также продолжает думать, но теперь его мысли выходят за рамки генома.

Рик одновременно блестящий и глубокий человек. Эти две черты не всегда сочетаются. Он также широко начитан, изучал классику биологии, которую большинство людей, родившихся после 1953 года (год открытия структуры ДНК), не удосуживаются читать. Для них старая литература не имеет значения. А жаль, ведь в ней вы найдете загадки, которые ставили в тупик ученых на протяжении многих поколений и на которые ДНК не может дать ответ.

«Ожерелье из жемчуга»

Почти 50 лет ученые были очарованы идеей гена – якобы единичного элемента наследственности, расположенного как жемчужины на нитке вдоль последовательности ДНК. Затем были открыты подвижные гены, мобильные генетические элементы, которые могут менять положение в геноме. Представьте себе, что некоторые из бабушкиных жемчужин начали скакать по ожерелью – вот как трудно было представить себе это почти всем генетикам того времени.

Когда в середине 1990-х годов началось секвенирование геномов, стало ясно, что в геноме каждого организма слишком мало генов, чтобы объяснить его развитие. Остальная часть генома не кодировала белок, а большая часть некодирующего генома представляла собой транспозоны. Хотя некодирующий геном был отнесен к «мусору», Рик признал, что это вовсе не мусор – транспозоны выполняли регуляторные функции и были точками рекомбинации.

Ричард всегда приносил удивительные данные на заседания нашей лаборатории. Он рассказал нам, что гены могут перекрываться или встраиваться в другие гены в разных рамках. Это расширило потенциал переноса информации. Это также расширяло мой кругозор. Он рассказал нам о необычайной степени альтернативного сплайсинга, которому может подвергнуться РНК одного гена, что приведет к появлению тысяч вариантов белков. Это было захватывающе и в то же время громоздко. Как это можно регулировать?

Самый большой сюрприз

Но самым большим сюрпризом стал его аргумент о том, что для перехода организма из яйца во взрослую особь требуется слишком много информации, чтобы ее можно было объяснить возможностями материального генома по кодированию информации. Я поняла, что идея нематериального генома, если она подтвердится, изменит все наши представления о биологии.

В прошлом веке господствовало строгое материалистическое мировоззрение, согласно которому жизнь «состоит из» ничего, кроме материи и энергии. Этот взгляд стал догмой в биологической цитадели, хотя это философский, а не научный взгляд.

Аргументы Рика в пользу нематериального генома основаны на математике теории множеств. Он подчеркивает, что это не какая-то антинаучная жуткая история. Она основана на строгой научной и математической аргументации. Гениальный математик Георг Кантор основал (создал/открыл) теорию множеств, в которой он предположил, что некоторые бесконечные множества больше других. С тех пор теория множеств Кантора оказалась весьма мощным инструментом анализа.

Рик использовал теорию множеств, чтобы установить, что развивающаяся форма животного требует «постоянно расширяющейся, бесконечной (nonfinite) оркестровки», чтобы собрать клетки вместе в нужное время, с нужными ограничениями и нужными способами существования для совместного функционирования всех частей. Набор инструкций, необходимый для этой трансфинитной оркестровки, не может быть ограничен (не может быть описан) конечным набором генетических инструкций.

Интригующая аналогия

А Штернберг утверждает, что нематериальный геном, набор инструкций для каждой клетки живого существа, трансфинитен (одна из канторовских бесконечностей) [«заколичественный», «больше конечного» – это понятие в математике используется для описания размера бесконечных множеств и для различения различных видов бесконечности – прим. перев.], но сами клетки конечны. Дэвид Клингхоффер приводит интригующую аналогию из еврейской традиции: в творческом акте Бога Бесконечное сворачивается, или сжимается, чтобы вписаться в конечное творение. Это сжатие, или складывание бесконечного в конечное, называется цимцум (tsimtsum).

Идея о том, что бесконечный Бог каким-то образом делает себя конечным, присутствует и в христианской вере. Я думаю о Воплощении Христа, когда бесконечный Бог принял конечную человеческую форму. Работа Рика может указывать на более глубокую, широкую и масштабную перспективу, которую могли предвидеть только мистики – или, возможно, греческий философ Платон, как говорит Рик.

Я не понимаю до конца. Я пытаюсь описать то, что находится за пределами моего понимания. Однако последствия для нашего понимания мира весьма значительны. Во-первых, это может убедительно продемонстрировать необходимость существования дизайнера. Это вбило бы кол в материалистические объяснения жизни и показало бы бесконечную ценность творения, как материального, так и нематериального.

Старые биологи-теоретики, такие как Роберт Розен (автор книги «Сама жизнь», Life Itself), признавали, что информация, необходимая для производства и поддержания жизни, слишком велика, чтобы поместиться в отдельных организмах. Розен показал, как теория множеств может быть путем вперед, но ему не хватало детального знания о чрезвычайной сложности и таинственности жизни. Рик читал Розена. Теперь Рик объединяет свои обширные знания о структуре и функционировании генома, эволюционной теории и развитии животных со знанием глубокой философии, лежащей в основе биологии, и математики теории множеств. Это его главный труд, который все еще продолжается.