Те, кто изучает отрасли исторической науки, такие как происхождение жизни, часто сталкиваются с вопросами, на которые нет простых ответов.

Независимо от мировоззрения, которое управляет интерпретацией доказательств, некоторые доказательства трудно объяснить в контексте этого мировоззрения. Это относится как к креационистам, так и к эволюционистам, и креационисты часто сталкиваются с такими вопросами со стороны оппонентов. Поскольку светских ученых гораздо больше, чем ученых-креационистов, у креационистов может возникнуть искушение отступить и замолчать. Однако в этом нет необходимости.

Эволюционная теория сталкивается с множеством проблем, которые креационисты не желают игнорировать, и есть несколько важных основополагающих моментов, в которых мы можем быть уверены. Замысел и катастрофа – две убедительные темы, которые подтверждаются как наблюдениями, так и откровением.

Дизайн заметен во всей природе. Это не означает, что каждая природная особенность демонстрирует совершенство формы и функции, но бесспорен тот факт, что мы наблюдаем множество особенностей, которые нельзя объяснить случайностью или ненаправленной работой естественных законов.

Термин «разумный замысел» стал ассоциироваться с такими особенностями, и возникло целое движение РЗ (англ. ID) для выявления и описания многих примеров замысла. Среди наиболее заметных из них – структура и тонкая настройка Вселенной, пригодность окружающей среды для жизни, неупрощаемая сложность молекулярных машин, заданная сложность взаимодействующих молекул, таких как пары фермент-субстрат, информационное содержание ДНК и т.д. Доказательства существования замысла убедительны, как это видно из часто цитируемого высказывания атеиста Ричарда Докинза:

«Биология – это изучение сложных вещей, которые выглядят так, будто они были созданы для какой-то цели».¹

Покойный Фрэнсис Крик, еще один ученый-атеист, также признавал наличие замысла и предполагал, что противостоять ему можно только усилием воли:

«Биологи должны постоянно помнить, что то, что они видят, не было спроектировано, а скорее эволюционировало».

Кажется, что замысел в живых организмах настолько очевиден, что атеистическое мировоззрение можно поддерживать только отказываясь принимать свидетельства видимые невооруженным глазом.

Является ли отказ признать замысел следствием его пагубного влияния на научные исследования? Очевидно, нет. Крик продолжает:

«Поэтому можно было бы подумать, что эволюционные аргументы будут играть большую роль в руководстве биологическими исследованиями, но это далеко не так. Изучать то, что происходит сейчас, достаточно сложно. Выяснить, что именно произошло в ходе эволюции, еще сложнее. Поэтому достижения эволюции можно использовать как подсказки, чтобы наметить возможные направления исследований, но слишком доверять им крайне опасно. Слишком легко сделать ошибочные выводы, если только процесс не изучен очень хорошо».²

Очень похоже на то, что дизайн отвергается только на основе личного предпочтения, а не по какой-либо практической или логической причине.

Для тех, кто готов рассмотреть возможность замысла в природе, доказательства убедительны – существуют сильные и многочисленные свидетельства разумного замысла в природе. Это наблюдение требует объяснения. Было сделано несколько предложений, но ни одно из них не является более успешным в объяснении доказательств замысла, чем библейская история сотворения и последующего грехопадения (Бытие 1, 2, 6).

Дизайн существует, и мы можем с уверенностью констатировать этот факт. Мы знаем это наверника – в природе действительно есть замысел.

Чтобы быть уверенным в наличии замысла в природе, не требуется, чтобы каждая наблюдаемая особенность демонстрировала замысел. Распад и дегенерация также являются частью библейского описания мира природы. Апелляция к особенностям, которые не кажутся созданными, не исключает наличия замысла в природе. Одного убедительного примера дизайна достаточно, чтобы установить деятельность дизайнера. Таким образом, креационист может выявить примеры замысла, равно как и примеры отсутствия замысла, а атеист должен быть постоянно начеку, чтобы случайно не принять какой-нибудь пример замысла. Это невыполнимая задача, и только силой многолетней индоктринации такой атеизм можно сохранить.

Катастрофа – еще одна тема, которую можно с уверенностью определить в мире природы. Катастрофизм особенно отчетливо виден на примере горных пород. Большинство из нас знакомы с такими «обычными» катастрофами, как землетрясения, вулканы, оползни, наводнения и ураганы. Однако в геологической колонне можно найти свидетельства катастрофических условий, не имеющих аналогов в современном мире.

Кратеры, оставшиеся после столкновений с астероидами или кометами, свидетельствуют о катастрофических событиях, которые на несколько порядков превосходят все, что наблюдалось в зарегистрированной истории. На поверхности Земли известно по меньшей мере 190 ударных кратеров,³ и многие другие могут быть погребены под отложениями или потеряны в результате субдукции в мантию Земли.

Кратеры встречаются на каждом континенте и на протяжении большей части геологической толщи. По меньшей мере тринадцать из них имеют диаметр 50 км и более. Такие столкновения уничтожили бы всех наземных позвоночных в большом регионе, вызвали бы масштабные геологические эффекты, такие как землетрясения и перенос осадочных пород, и произвели бы широкомасштабные разрушения в морской среде.

Нет никаких сомнений в том, что Земля имеет историю катастроф. Но ударные кратеры – это лишь одно из катастрофических свидетельств.

Крупные трапповые формации, или «flood basalts», – еще один тип катастрофических событий, зафиксированных в горных породах. Это крупные излияния базальтовой или гранитной магмы, которые, как полагают, сопровождаются выбросом большого количества диоксида серы, углекислого газа и других экологически значимых газов.

Базальты реки Колумбия (БРК, англ. CRB), вероятно, являются примером, наиболее знакомым жителям Северной Америки.⁴ Занимая площадь около 210 000 км² , БРК были относительно небольшими по сравнению с некоторыми траповыми формациями.

Двумя наиболее известными формациями являются Сибирские траппы и Деканские траппы (Индия). Сибирские траппы проходят по границе между пермскими и триасовыми отложениями, отмечая переход от палеозойских к мезозойским породам. Это крупнейший наземный лавовый поток,⁵ занимающий площадь около 7 млн км² и имеющий объем, оцениваемый в 4 млн км³. Деканские траппы находятся на границе между мезозойскими и кайнозойскими породами. Их площадь составляет примерно 1,8 млн км² , а объем – около 1 млн км³.

Еще более крупные базальтовые потоки встречаются на дне океана. Самый крупный из них – плато Онтонг-Ява, площадь которого составляет около 4,27 млн км², а объем – около 58 млн км³. Такие массивные излияния лавы – еще один пример катастрофической активности, превосходящей все, что было на памяти человечества.

Третьим типом доказательств катастрофической активности является картина резкого изменения в последовательности окаменелостей, обычно называемая «массовым вымиранием». Термин «массовое вымирание» используется исходя из резкой смены ископаемых видов, когда по крайней мере 50% видов исчезает при переходе через стратиграфическую границу.

Различные ископаемые слои отличаются содержанием окаменелостей, и границы в геологической колонке основаны на более или менее резких изменениях в содержании окаменелостей. Например, между пермским и триасовым слоями происходит значительное изменение содержания ископаемых. Это резкое изменение является основой для разделения палеозойских и мезозойских слоев. Было подсчитано, что только около 5-10% ископаемых видов в верхнепермских отложениях встречаются в триасовых отложениях. Остальные 90-95% исчезают из летописи в верхней части пермских слоев.⁶

Две другие важные резкие смены ископаемых происходят в верхней части ордовикских отложений и в верхней части меловых отложений. Последнее изменение отмечает различие между мезозойскими и кайнозойскими слоями. Эти закономерности указывают на катастрофическую активность и требуют объяснения. Интересно, что существует определенная корреляция между этими резкими изменениями в содержании ископаемых и внеземными воздействиями и/или потопными базальтами.

Заманчиво предположить, что катастрофические события, такие как удары и извержения вулканов, привели к уничтожению жизни в пострадавших регионах и вызвали океанические течения и перенос отложений, которые последовательно погребли организмы из различных мест обитания или географических регионов. Этот вопрос, по-видимому, заслуживает дальнейшего изучения.

Эти три линии доказательств однозначно указывают на катастрофические условия регионального или глобального масштаба. Есть ли в этой катастрофической истории какая-то закономерность, которая могла бы заинтересовать креационистов? Рассмотрим последовательность окаменелостей.

Нижние слои палеозоя имеют морское происхождение. Слои среднего палеозоя почти все морские и включают в себя множество тяжелотелых рыб. Верхнепалеозойские окаменелости также включают много морских видов, но также и некоторых наземных рептилий и каменноугольных растений, которые, вероятно, представляют прибрежную среду обитания. Мезозойские слои включают морские окаменелости, но демонстрируют все большее разнообразие наземных позвоночных и растений. Наконец, кайнозойские слои, сохранившиеся на континентах, в основном наземные, за исключением морских окаменелостей на окраинах континентов.

В последовательности окаменелостей прослеживается заметная экологическая закономерность увеличения сухопутности, и хотя детали трудно интерпретировать, общая картина напоминает то, что можно было бы ожидать от глобального катастрофического потопа, при котором сначала были погребены морские организмы, а затем все более наземные группы организмов.

Наука предоставляет убедительные доказательства замысла и катастроф в нашем мире. Мы можем с уверенностью сказать, что это реальные закономерности в природе.

Писание дает объяснение тому, почему мы видим такие масштабные свидетельства дизайна и катастроф. Из Писания мы узнаем, что существует Дизайнер, который создал мир и живые организмы в нем. Наука не может продемонстрировать сотворение, но Писание освещает то, что мы видим в науке, и информирует нас о значении замысла.

Аналогичная ситуация имеет место и с катастрофами. Наука может показать свидетельства катастрофы, но не может определить ее смысл. Писание раскрывает смысл катастрофического характера геологической колонны, указывая нам на историю Потопа и объясняя, почему мы имеем такую богатую летопись окаменелостей.

Неудивительно, что есть много вопросов, на которые у нас нет подходящих ответов, и есть много того, чего мы не знаем. Но кое-что мы можем знать.

Мы можем знать, что живые организмы созданы разумным Творцом, и мы можем знать, что этот мир пережил глобальную катастрофу в масштабах, неизвестных нашему опыту. Из этого вытекает возможность продвижения нашего понимания через научные исследования с креационной точки зрения.