Спроектированная адаптивность: адаптивность благодаря природе или по замыслу? что говорят эволюционисты

Заслуживает ли Дарвин того почтения, которое ему оказывают? В конце концов, идея эволюции возникла не у него. Другие до него признавали, что менее «приспособленные» животные умирают, а его книга об эволюции человека «Происхождение человека» также не была новаторской.

Тем не менее, Дарвин был единственным предшественником в жизненно важной области биологических исследований. Он стал первопроходцем в концептуализации природы как творческого агента изменений для организмов.¹ Книга Стивена Джея Гулда «Структура эволюционной теории», вероятно, не имеет себе равных в описании истории эволюционного интеллектуального дискурса. Он высоко оценивает новаторский подход Дарвина:

«Теория Дарвина, в противовес всему представляет первое "экстерналистское" объяснение эволюции... Дарвин опрокинул все предыдущие традиции, предоставив внешней среде причинную и контролирующую роль в направлении эволюционных изменений».²

Гулд тщательно подбирал слова, ведь он предваряет свой вывод словами:

«Я исхожу из принципиальных соображений: Я действую таким образом по принципиальной причине, а не просто для удобства. Все основные эволюционные теории до Дарвина... [представляют] фундаментально "интерналистский" отчет, основанный на внутренних и предсказуемых закономерностях, установленных природой живых систем, для развития или "разворачивания" во времени».²

Что Гулд подразумевает под «экстерналистским» и «интерналистским» объяснениями? Возможно, будет полезно дать возможность некоторым наиболее проницательным эволюционистам высказаться по этому вопросу своими словами. Слушайте внимательно и узнайте, как дарвиновский экстернализм приписывает природе эффекты, которые обычно являются результатом разумной деятельности. Из слов эволюционистов становится ясно, почему нам нужна основанная на замысле теория приспособляемости, использующая инженерные принципы для объяснения заданной сложности и внутренних возможностей, которые позволяют разумно спроектированным организмам адаптироваться к изменяющимся условиям среды.

Примеры работы окружающей среды: Замена деятельности разума

Согласно Гулду, ключевое наблюдение нуждается в объяснении:

Организмы хорошо спроектированы для своих непосредственных образов жизни, и сложная адаптация подразумевает наличие агента проектирования, либо разумного Творца, который создал организмы Своим Словом как проявление своей мудрости и благожелательности, либо естественного принципа эволюции, который обеспечивает такое приспособление между организмом и окружающей средой как основной результат своей работы.³

После того как эволюция стала преобладать, споры разгорелись вокруг внутренних механизмов и внешних сил как стимула для изменений. В начале своей карьеры Гулд обсуждал эти дебаты:

«Что является двигателем органических изменений? Более конкретно, как связаны жизнь и Земля? Внешняя ли среда и ее изменения определяют ход изменений, или же изменения происходят благодаря какой-то независимой и внутренней динамике внутри самих организмов?»⁴

Он классифицировал экстерналистов как сторонников того, «что эволюция происходит, когда изменения в физической среде создают селективное давление для новой адаптации. Я буду называть веру во внешний контроль экологизмом, а утверждения о внутренней причине изменений – интернализмом». Экстерналисты, таким образом, «идентифицировали агент изменений не в самих организмах, а в колеблющейся внешней среде».⁴

Синонимами экстернализма являются функционализм, селекционизм и адаптационизм. Интернализм, согласно которому причинность биологических функций является внутренней, может также называться формализмом, в категорию которого входит структурализм.

Разделение между этими позициями не является тривиальным. Гулд отмечает, что «выделение того или иного принципа в качестве причинной основы биологии практически определяет позицию любого ученого по отношению к органическому миру и причинам его порядка», что не ослабевает, поскольку «эта дихотомия продолжает определять главный вопрос в современных эволюционных дебатах».⁵

Гарвардский генетик Ричард Левонтин остроумно описывает, как экстерналистский подход Дарвина коренным образом изменил представление биологов об организмах:

«Для Дарвина внешний мир, окружающая среда, действующая на организм, была причиной формы организмов. Среда, внешний мир с его автономными свойствами, была субъектом, а организм, опять же, объектом воздействия. Именно из этого взгляда на среду как на причину возникновения организмов вытекает весь корпус современной биологии. Мы не сможем в полной мере оценить природу изменений в биологии, произведенных Менделем и Дарвином, если не поймем историческую важность объективизации организма».⁶

Философ науки Тревор Пирс отмечает:

«Новая дихотомия организма и среды оказалась одновременно полезной и портативной. К 1890-м годам она уже функционировала в качестве важного обрамляющего устройства в научных и философских спорах. В биологии и психологии окружающая среда рассматривалась как причинный агент, освещая вопросы изменчивости и пластичности организмов».⁷

Другой теоретик, Марта Линде Медина, уточняет эту точку зрения.

«Термин "интерналист" указывает на природу исходного организующего принципа биологической формы (в истинном "экстернализме" исходный организующий принцип навязывается извне, независимо от того, как он может быть вписан в организм)».⁸

Экстерналисты обозначают определенные условия как «селективное давление», которое, по их мнению, действует на изменчивость признаков, обусловленную генетической изменчивостью в результате мутации. Однако один выдающийся эволюционист проницательно охарактеризовал это не поддающееся количественной оценке «давление» и «работу», которую оно выполняет, как «метафорический внешний агент».⁹

Биохимик Майкл Дентон, который не является дарвинистом, объяснил, что экстерналисты рассматривают все признаки как «результат специфических адаптаций, созданных отбором в ходе эволюции для достижения определенных функциональных целей, целей, которые навязаны окружающей средой и являются внешними по отношению к самому организму».¹⁰

Всеобъемлющая предпосылка о том, что активная среда формирует пассивные «овеществленные» организмы – то есть природа как замещающий разумный агент может создавать разнообразие жизни – кажется, ускользает от большинства эволюционных биологов. В восклицании, переходящем в сетование, Гулд говорит:

«Я считаю этот отрывок [заключительный параграф главы "Трудности теории" Дарвина] одним из самых важных и знаменательных во всем "Происхождении…", поскольку в этих словах воплощено окончательное решение Дарвина построить функционалистскую теорию, основанную на адаптации как первичной... Однако этот отрывок, который должен быть запечатлен в сознании всех эволюционных биологов, редко признается или цитируется».¹¹

Люди зацикливаются на том, что «конструктор не нужен», но не понимают, как это предположение восходит к глубокому изменению в понимании организмов, который инициировал Дарвин.

Пассивная модельная глина, а не спроектированные, решающие проблемы существа

В отличие от возможностей решения проблем, которые инженеры закладывают в самоприспосабливающиеся искусственные машины, экстернализм представляет организмы как глину, которая пассивно лепится окружающей средой. Два исследователя резюмируют экстернализм Дарвина:

«[Дарвин] принял мнение о том, что окружающая среда непосредственно указывает организму, как изменяться, и предложил механизм наследования этих изменений... Организм был подобен глине для лепки, а лепка из глины означала, что каждое из миллиардов маленьких зернышек могло свободно двигаться в любом направлении, создавая новую форму... Если организму требовалось крыло, большой палец, более длинные ноги, перепончатые лапы или развитие плаценты, то при соответствующих селективных условиях со временем все это появлялось».¹²

Линде Медина рассказывает подробнее:

«В результате организмы столь же пассивны, как и материя, которая их образует: "Удивительно, но, несмотря на такие формулировки, как "борьба за существование", для Дарвина организмы гораздо более пассивны и менее цепко держатся за жизнь; они просто изменяются – спонтанно. Естественный отбор делает всю работу по адаптации популяций потомков к изменяющимся условиям» (Lenoir 1987, p. 27).¹³

Гулд добавляет, что биология устанавливает причинно-следственные связи в рамках «объяснения, которое рассматривает организмы как инертные субстанции, подталкиваемые внешней средой и немедленно реагирующие на физический стресс без какого-либо противодействия, внутреннего контроля или даже временного сопротивления... т.е. стимул приводит к немедленной и пассивной реакции».¹⁴

Окружающая среда вызывает появление и выживание сильнейших

Завершая главу под названием «Среда как агент в производстве фенотипов», биолог Скотт Гилберт сказал:

«Факторы окружающей среды, такие как температура, питание, физический стресс, присутствие хищников и скученность, могут сформировать фенотип, подходящий для данной конкретной среды... Таким образом, помимо того, что окружающая среда помогает решить вопрос выживания сильнейшего, она также важна для формирования прихода сильнейшего».¹⁵

Основываясь на посредничестве среды, он добавил: «Изучение пластичности развития указывает на нечто совершенно неожиданное в эволюционной теории: что среда не только отбирает вариации, она помогает конструировать вариации», что «показало, что среда может инструктировать, какой фенотип может быть произведен из генетического репертуара в ядре» и, таким образом, «среда дает инструктивную информацию, а также селективное давление».¹⁵

«Затверделый» экстерналистский статус-кво препятствует исследованиям

Однако многие новые научные открытия, похоже, не вписываются в рамки экстернализма, что привело к громким призывам к его реформе. Один из реформаторов, Кевин Лаланд из Университета Сент-Эндрюс, описывает одностороннее мышление экстерналистской причинности в биологии:

«Если это верно, то такая форма эволюционной причинности является однонаправленной: она начинается во внешней среде (т.е. с отбора) и заканчивается адаптивным изменением в организме (т.е. изменением миграционного поведения). Однонаправленная причинность исторически была предположением по умолчанию в эволюционной биологии».¹⁶

Дентон соглашается: «Это, конечно, преобладающая в настоящее время и основная точка зрения. Все дарвинисты, а значит, и подавляющее большинство эволюционных биологов, являются функционалистами по определению... Англоязычный мир так долго придерживался той или иной версии функционализма, что для большинства англоязычных биологов немыслимо, что живые существа могут содержать значительную степень порядка, возникающего из основных внутренних физических требований» – идея «очень чуждая» для них.¹⁷ Соответственно, Гулд посвятил большой раздел в «Структуре» под названием «Затверделость» описанию этого умственного склероза.

Осознавая эти аномалии, Левонтин говорит: «Дарвиновский взгляд на организмы как на пассивные объекты, сформированные внешней силой естественного отбора, все больше противоречит известным фактам биологии развития и популяционной биологии». Тем не менее, из-за такой затверделости «эти известные факты, похоже, не оказали никакого влияния на эволюционных теоретиков, которые продолжают говорить [по кругу] об отборе на характер и о генах, которые отбираются потому, что они производят этот характер».¹⁸

Например, недавние открытия показывают, что многие организмы обнаруживают изменившиеся условия и самонастраиваются в своем геноме посредством эпигенетических модификаций. Но закоренелые экстерналисты интерпретируют даже эти внутренние механизмы как в конечном итоге обусловленные внешними причинами, как показал один профессор Массачусетского технологического института:

«Но когда мы говорим о том, что естественный отбор запрограммировал человеческий геном, я хочу подчеркнуть, что именно способность реагировать и адаптироваться – это то, ради чего естественный отбор запрограммировал человеческий геном».¹⁹

Преодоление «запутанных причин»

Открытия всепроникающих внутренних механизмов внутри внутренне приспособленных организмов разочаровывают «закоренелых» эволюционистов. Левонтин замечает, что когда они пытаются впихнуть такие механизмы в экстерналистские идеи Дарвина, они «упираются в попытку использовать устаревшие концепции для противостояния богатой феноменологии, к которой эти концепции явно неприменимы». Он заключает, что «это дань силе давно укоренившейся идеологии, что изучение эволюции продолжает так сильно опираться на обедненное представление о связи между геном, средой и организмом».²⁰

Рефлекторное объяснение вездесущих внутренних механизмов заключается в том, что причинность, очевидно, должна быть как внешней, так и внутренней. Но этот взгляд, по мнению другого сторонника реформы, ведет к «глубоко запутанным» причинно-следственным объяснениям.²¹ Дарвин обладал гораздо большим опытом, чем его ученики в теории разумного замысла. Он понимал нелогичность «двойных» причин и, что более важно, в натуралистическом мировоззрении конечная причинность должна восходить к природе.

Дарвин попал точно в цель, ловко приписав природе лепку существ, хотя системы, которые производят изменяемые признаки, воспроизводство и наследование, находятся внутри организма. Если эти функции систем существ действительно соответствуют функциям созданных человеком автоадаптирующихся сущностей, то, по определению, инженерная причинность является внутренней. Отношения с чем-либо внешним обеспечиваются внутренними системами.

Ответом на дарвиновский экстернализм является разумный дизайн. Мы должны начать с определения заданной информации и несокращаемой сложности,²² затем использовать инженерные принципы и выявить полную инженерную причинность автоадаптации, которая приводит к появлению невероятно активных, решающих проблемы организмов. Остальная часть этой серии статей будет посвящена этой цели.